У всех нас есть завышенные ожидания к питомцу, с которым мы еще даже не встретились. Это правда, чаще всего после появления собаки в доме ваша жизнь становится лучше, веселее, ярче, но — она всегда меняется. И прежде чем хотя бы на десять процентов приблизиться к вашим ожиданиям относительно нового существа в семье, нужно пройти большой путь. А бывает, что этот путь вообще никогда не заканчивается — ты просто адаптируешься к обстоятельствам, которые появились вместе с животным.
Лера Гамина, редактор The Blueprint и пет-родительница дворняги Рэй, рассказывает, каково это — жить с тревожной собакой, когда ты рассчитывал, что эта самая собака, наоборот, избавит от тревожности тебя.
Жизнь счастливой обладательницы собаки всегда представлялась мне примерно так: я иду со стаканчиком кофе в руке по центру города, идеальная собака — рядом и радостно смотрит на все вокруг. Прохожие умиляются и восхищаются послушностью моего питомца, и иногда мы останавливаемся, чтобы кто-нибудь ее почесал. Потом мы встречаемся с друзьями в модном кафе, и моя послушная собака спит под столом, пока я развлекаюсь. Стоит ли говорить, что из этого сбылось?
Начнем с начала. Мой муж слышал нытье по поводу собаки примерно каждый день. Я терроризировала его инстаграм-постами из приютов, милыми видео с собачками, походами на мероприятия по пристройству приютских собак. Ну а каждый встреченный нами на улице пес обязательно сопровождался моим восторгом. В ответ я слышала одно и то же: «Собака — это ответственность». Так мы десятки раз откладывали судьбоносное решение на потом. Но однажды я увидела в телеграм-канале репост о спасенной с автозаправки собаке — она оказалась киндер-сюрпризом и родила шестерых щенков, которым срочно ищут хозяев. Я подумала — вот мой шанс воспитать щенка и исполнить мои мечты об идеальной собаке. Так у нас появилась Рэй.
Рэй оказалась необычной собакой.
«Заподозрили неладное мы примерно сразу — когда наш трехмесячный щенок забился под стол и наотрез отказался выходить до вечера».
Еда и игрушки ее не интересовали, любой звук вызывал поджатый хвост, а оказавшись на первой прогулке, Рэй не придумала ничего лучше, чем сесть на холодный снег и трястись всем телом, пока мы не унесли ее домой. Дальше было только интереснее. Гостей, которые к нам приходили, встречал громкий и продолжительный лай, унять который было невозможно. Попытки хоть немного погулять не увенчались успехом даже через месяц, а скоро мы выяснили, что и оставаться в одиночестве наша собака не желает — дома нас то и дело ждали разодранные вещи, какашки и претензии соседей.
«Надо искать кинолога», — вынес вердикт мой супруг и почти сразу нашел на одном из сервисов суровую женщину Надежду с хорошими отзывами. Надежда пришла к нам, неодобрительно посмотрела на собаку, которая надрывалась лаем, а потом прочитала длинную лекцию о том, что метис — это приговор. Дрессировке они не поддаются, характер у них не меняется, и даже при регулярных занятиях значительных улучшений ждать не приходится. Все дело в генах и наследственности, а значит сделать ничего нельзя. Неприязнь Надежды ко всем дворнягам была настолько очевидна, что на этом наша встреча закончилась. А заодно отпало желание общаться с кинологами.
После того как за Надеждой, которая лишила нас надежд, закрылась дверь, я разразилась слезами.
«Зачем ты меня послушал, зачем нам эта собака, вся наша жизнь разрушена»,
— надрывалась я, пока мой супруг, как и свойственно мужчинам в непонятной ситуации, молча размышлял о Римской империи. А собака сидела и испуганно ждала своей участи.
На осознание того, что у нас тревожная собака, у меня ушло примерно полгода. Эти шесть месяцев я отчаянно пыталась не сойти с ума. Я была как матери новорожденных, которые боятся признаться, что они в ужасе от своей новой роли. Я не понимала, как теперь жить. Рэй боялась всего: шуршащих пакетов, кофемолки, машин, своего поводка, людей, незнакомых маршрутов, одиночества, сильного ветра. Не боялась она только салютов, что в сложившейся ситуации казалось даже смешным. Наши прогулки были настоящим стрессом для нас обеих — никогда не угадаешь, кого из прохожих она наградит лаем. Перед выходом с Рэй из квартиры я долго прислушивалась — нет ли кого-то на лестнице. Любого соседа в подъезде моя собака воспринимала как скрытую угрозу, которую можно нейтрализовать только агрессией. Однажды рядом с нами на улице проехал мусоровоз. Для Рэй это событие оказалось настолько впечатляющим, что отныне маршрут был закрыт для нас навсегда, — она обходила зону потенциальной опасности за километр. Стоит ли говорить о том, что моя социальная жизнь тоже сошла на нет? Любое приглашение на мероприятие встречалось отказом, так как моя собака не может сидеть дома одна.
«Я стала одной из тех родительниц, которых рано или поздно перестают куда-то приглашать, ведь они все время заняты детьми.»
Спустя полгода я наконец начала замечать что-то хорошее. Что Рэй очень ласковая и любит тактильный контакт. Что она очень хорошо понимает мое настроение и интонации. Что она расстраивается, когда я на нее злюсь. Так я поняла, что эта собака учит меня быть терпимее. Я перестала злиться и перешла в стадию принятия. Переломным моментом стал подкаст, на который я случайно наткнулась. В нем зоопсихолог Анна Долматова рассказывала о разных паттернах поведения тревожных собак и с чем они могут быть связаны. Так я узнала, что лай может быть агрессией страха, что тревожность бывает не только у дворняг, а главное — что любое поведение можно корректировать. Недолго думая я написала Анне и попросила помочь.
Одно занятие спустя у меня полностью изменилось восприятие моей собаки. Оказалось, что Рэй схватывает все с полуслова, быстро учится, хорошо реагирует на команды и вообще — с ее тревожностью можно работать. Главное — терпение и время. Следующее лето прошло как в тумане — мы с мужем два месяца работали из дома по очереди и учили собаку оставаться в одиночестве. Надо было выходить из квартиры примерно 7–10 раз в день, постепенно увеличивая интервалы. Очень постепенно. За месяц мы продвинулись от нескольких секунд до 20 минут. Еще через месяц Рэй спокойно оставалась на полтора часа. А потом, после нашего двухнедельного отпуска, когда мы оставили собаку с ситтером, она обнулилась — пришлось все начинать сначала.
Дальше был собачий невролог, который назначил ей антидепрессанты. Моей коронной шуткой стало то, что и я, и моя собака сидим на «Прозаке». И это даже могло бы быть смешно, если бы не было так грустно. И да, оказалось, что животным назначают те же транквилизаторы, что и людям, просто в меньшей дозировке. После «Прозака», который не особо помог, был «Анафранил», благодаря которому Рэй стала спокойно оставаться дома на три-четыре часа, а мы наконец смогли выходить из дома без боязни получить угрозы от соседей. И где-то через год мы постепенно отменили таблетки под контролем врача. Сейчас наши прогулки стали спокойнее — Рэй всей душой полюбила сквер около дома, охотно шла на контакт с другими собаками, по знакомым маршрутам начала гулять без страха и наконец поняла, что прохожие — это нормально.
«Рэй полюбила кататься на поезде и в автомобиле. Ей очень нравится гулять в лесу и в поле».
А однажды мы даже сходили в ресторан, где Рэй разрешила официантке преподнести ей миску с водой и даже не налаяла на нее. В этот момент я подумала — неужели моя мечта об идеальной собаке все-таки исполнилась?
Спустя два года, как у нас появилась собака, я наконец живу с ней в гармонии. Рэй очень похожа на меня. Она тоже не любит шумные вечеринки, ей нравится лежать на диване в одиночестве, она недолюбливает незнакомцев, но любит, когда ей чешут спину. Ей нравится природа больше, чем город, а еще спокойная музыка и уютные места, где можно спрятаться от посторонних. Она любит покряхтеть, когда укладывается спать. А еще смешно ворчит, когда ей что-то не нравится. Сначала я злилась на особенности Рэй, но потом приняла собачью тревожность так же, как свою.
И поняла, что другой собаки у меня просто не могло быть. Рэй — моя собака, такая, какая есть.
